Форум » Литература, искусство, музыка и юмор народов Кавказа » Стихи армянских поэтов » Ответить
Стихи армянских поэтов
Сокол: Колокол Свободы Аветик Исаакян. Перевод К. Бальмонта. Колокольная медь! Ты гуди величаво От вершин непокорных скалистых громад, Чтоб услышал тебя исполин среброглавый, Задремавший в тумане седой Арарат. Да гремит это медное гневное слово! Пусть о мести всё шире и шире звучит, Пусть от искры огня колокольного зова Клятва дружбы народов о мире звучит. От горы до горы, из долины в долину, По приволью лугов, по раздолию нив, Пусть от сердца до сердца несётся орлиный Несмолкающий этот бунтарский призыв. Окрылитесь, вздымайтесь все гордые души, Отзовитесь на колокол жаркой струной! Медный голос, звучи на воде и на суше, Проповедуй победу свободы святой; Разливайся, литьё огневого набата, И горячей октавой гуди да гуди, Сдуй дремучую думу с чела Арарата, И Казбек от тяжёлого сна разбуди! Не довольно ли с нас ненавистного ига? Не довольно ли гнусного лязга цепей? Так звени же, наш колокол, толпами двигай, И удар за ударом все звенья разбей! Ты бушуй, ты труби, ты греми, величавый, - Ведь идея добра утопает в крови... На священное поле отваги и славы Против зла и насилия мир позови! Чёрным тучам вели с небосклона убраться - И покажет свобода свой солнечный лик, Так зови же, зови же на праздник наш братства! Пусть победу куёт колокольный язык.
Ответов - 73, стр:
1 2 3 4 All
Anait: Песнь песней (отрывок) Паруйр Севак А походил бы я на кота из сказки: его улыбка долго остается после того, как сам он исчезает... И светом моей веры, можно было оштукатурить небосвод ночной, Во всех пещерах мира зажечь такое множество огней - Как в самых царственных концертных залах. Я красоты твоей изобретатель, Её, наверное, до меня не знали. После меня её, наверное, не будет. В тени твоей высокой красоты, Я задремал, а может быть уснул, отправив на каникулы сомненья, Укрывшись чем-то тёплым, очень тёплым, наверно это называется доверием. Теперь проснулся, разбудила ты... И с кончика пера, средь бела дня, На белую бумагу упали капли невозможной ночи. На белую, невинную бумагу, такую чистую как ты вчера. ...Похожи девушки на ивы, очень быстро они растут так выросла и ты Ты чувствовала всё то же, что и я, Всё то, что я любил, и ты любила. Когда ты шла по улице, то сразу Смолкал кричащий, суетливый город, И слышал я одни твои шаги. Так, почему я их теперь не слышу?.. Моя любовь к тебе была похожа на спящего ребёнка, На ребёнка, который улыбается во сне зачем его будить, чтоб он заплакал? А может и я сам, как ребёнок? Ребёнок, который знает о давно известном. А мне известно: похожи девушки на ивы, Очень быстро, слишком быстро они растут. Так выросла и ты и что же удивительного, Если в твоей тени теперь другие отдыхают?.. (фамилия автора перевода неизвестна)
Anait: Крунк Неизвестный армянский поэт ( 16-ый век) Крунк! куда летишь? Крик твой - слов сильней! Крунк! из стран родных нет ли хоть вестей? Стой! домчишься вмиг до семьи своей. Крунк! из стран родных нет ли хоть вестей? Свой покинул сад я в родной стране, Чуть вздохнул, душа - вся горит в огне. Крунк! постой! Твой крик - нежит сердце мне. Крунк! из стран родных нет ли хоть вестей? Пусть мои мольбы тщетно прозвучат, Крик твой слаще, чем - в скалах водопад. Твой в Алеппо путь? Иль летишь в Багдад? Крунк! из стран родных нет ли хоть вестей? Сердце звало нас, - собрались, ушли, В лживом мире мы братьев не нашли, И тоскуем здесь, от друзей в дали... Крунк! из стран родных нет ли хоть вестей? Медленна годов в мире череда. Да услышит бог, растворит врата! Жизнь хариба - грусть, взор - в слезах всегда. Крунк! из стран родных нет ли хоть вестей? Боже, пожалей, кто живёт изгнан! Грудь хариба - скорбь, сердце - полно ран, Хлеб, что ест он, - желчь, ключ, что пьет, - поган... Крунк! из стран родных нет ли хоть вестей? Праздников мне нет, будни - день за днём! Вертнлом пронзён, я сожжён огнём. Но не пламя жжёт: память о былом! Крунк! из стран родных нет ли хоть вестей? От Багдада путь до границ далёк! Вот, возьми письмо, я даю в залог, - Верности твоей будь порукой бог: Ты снеси, доставь милым мой залог. Я пишу в письме, что мой свет погас, Что ни в ночь, ни днем не открыть мне глаз. Что я здесь томлюсь, милые по вас! Крунк! из стран родных нет ли хоть вестей? Осень настанет... Что же! поспешай. Стаю ты собрал меж бессчётных стай; Не ответив, ты улетел в наш край... Крунк! из этих мест скройся, улетай! Перевод В. Брюсова
Anait: Книга скорбных песнопений (отрывки) Григор Нарекаци (951-1003) Слово к богу, идущее из глубин сердца (глава 1) 1 Я обращаю сбивчивую речь К тебе, господь, не в суетности праздной, А чтоб в огне отчаяния сжечь Овладевающие мной соблазны. Пусть дым кадильницы души моей, Сколь я не грешен, духом сколь не беден, Тебе угодней будет и милей, Чем воскуренья праздничных обеден. Мой стон истошный, ставший песнопеньем, Прими не с гневом, а с благоволеньем. Из дальных келий, тайных уголков Достал я слово, как со дна колодца, Пусть дым сожжения моих грехов К тебе, всемилосердный, вознесётся! Когда перед тобой предстану я С застывшей на губах мольбой бесплодной, Пусть жертва добровольная моя Тебе не будет столь же неугодной, Как стон Иакова в краю глухом Иль попиранье твоего закона Правителем греховным Вавилона, Как сказано в Писании святом. Мой дар тебе пусть будет, всеблагому, Угоден. Пусть тебя он ублажит, Как дым кадильниц в скинии Силома, Которую воссоздал царь Давид. Кивот, освобожденный от плененья, Давид поставил там на много дней. Да будет таковым и возрожденье Погрязнувшей в грехах души моей! 2 Час настанет, и громкий судный глас Уже гремит в ущелиях отмщенья Он нас зовёт и порождает в нас Страстей противоборных столкновенье. И сонмы сил, недобрых и благих - Любовь и гнев, проклятия и молитвы, - Блистают острием мечей своих И дух мой превращают в поле битвы! И снова дух смятен мой, как вначале, Когда я благодати не обрёл, Которую апостол Павел счёл Превыше Моисеевых скрижалей. Мне ведомо, что близок день суда, И на суде нас уличат во многом, Но божий суд не есть ли встреча с богом? Где будет суд - я поспешу туда! Я пред тобой, о господи, склонюсь И отречась от жизни быстротечной, Не к вечности ль твоей я приобщусь, Хоть эта вечность будет мукой вечной? Я грешен был, я преступал закон, Я за грехи достоин наказанья Страшней, чем мука варварских племён, Поверженных твоею гневной дланью. Для филистимлян и едомитян Годами ты отмерил наказанье, Но вечный огнь в удел мне будет дан За все мои сомненья и деянья. Ждёт Страшний суд меня, но до тех пор Удел при жизни выпал мне не лучший: При жизни обречён я на позор И ожиданье кары неминучей. Нас вознести, иль превратить во прах, Низвергнуть в ад, иль даровать спасенье - Во всём ты властен, всё в твоих руках, Принявший муки в наше искупленье! перевод Н. Гребнёва
Anait: ОВАНЕС ШИРАЗ Вот монастырь, вдали от всех дорог... Вот монастырь, вдали от всех дорог стоящий на высокой горной тверди. В безмолвии о вечности и смерти он думает, замшел и одинок. Прозрачная, подобьем хрусталя, струится вниз вода с горы печальной, кристальная, как будто изначально она струится из монастыря. Здесь мама побывала и тайком свои молитвы прошептала Богу. Ее слеза по горному отрогу скатилась вниз и стала родником.
Anait: ОВАНЕС ШИРАЗ ЭЛЕГИЯ На сердце века раны тех времен Я должен высечь, завещав армянам: На памятнике всеармянским ранам — Два миллиона горестных имен, Трагедию земли — предсмертный стон Двух миллионов жертв под ятаганом. У мира на глазах, как будто всех В кровавом этом море укатало, И человеколюбие молчало... Два миллиона выстраданных вех! А как же в людях доброе начало? И желтизну застывших о смерти лиц Луна впитала, возносясь над ними Пергаментом, одною из страниц Истории, воспринятой живыми, — Осенний лист, который в небосвод Взметнуло, вырвав с мясом, лихолетье, И много меньше стало нас на свете, Осталась горстка в тот жестокий год. И начертать на сердце супостата Я должен, взяв резец и молоток, Два миллиона выстраданных строк, Глубоких, как ущелье Арарата: За каждою строкою — человек, Боль, рана, не зажившая поныне, — Два миллиона чистых, словно снег На склонах нашей вековой святыни. Я должен высечь эти имена, Чтобы спалось в сырой земле спокойней Двум миллионам, унесенным бойней, — Вселенная, тут и твоя вина! Живым потоком мы брели устало По выжженным безлюдным деревням. И зрелище резни от нас скрывала Ночная мгла из состраданья к нам. Ступая в мертвой темноте неверно, Я под ноги глядел, чтоб не упасть, И голову ребенка вдруг извергла Навстречу мне зловещей ночи пасть. Я в ужасе глядел остекленело: Светилась кровь невинная во тьме, В глазах еще живое что-то тлело... Потом луна пришла на помощь мне, И мы в молчании взялись за дело, Могилу роя рядом, на холме. И, мертвое дитя предав могиле, Сошли с холма и потащились прочь, Хотя мертвее мертвых сами были, И в саван нас укутывала ночь. Скажи, цветок, где стебелек твой тонкий? Кому ты помешать на свете мог? И кем ты был — девчушкою? мальчонкой? Где твое тельце детское, цветок? В каком саду, цветок, тебя сорвали? Где пробил над тобою грозный час? Где изверги тебя четвертовали? Где бирюзовый свет очей погас? Где ты, несчастный, встретился злодею? Где был отец, что ты не звал его? Где мать? И почему ты был не с нею, Не обхватил ручонками за шею? Она не знает, что дитя мертво... Измучены, без крова и без пищи, Мы молча шли сквозь новый Дантов ад: Пред нами — смерть, За нами — пепелища. Изгнанникам отрезан путь назад... (автор из переводчиков армянской лирики - Евгений Солонович)
Anait: Григор Ошаканцы (1757 - 1799) Плач о городе Ани Прославленный в былые дни Приют царей, ты был твердыней. О боже, на себя взгляни, Как бедная вдовица, ныне Ты попран, славный град Ани. Ты стал унылою пустыней. О, горе, сыны твои,дочери Из города изгнаны отчего. Ты сыновей своих растил Не для позора, но - проклятье - Коварный недруг подступил, Несметные приблизил рати, И в битве недостало сил Твоим сынам, чтоб отогнать их. О, горе, сыны твои, дочери Из города изгнаны отчего. Подняв тяжелый камнемет На земляные укрепленья, Монголы двинулись вперед В ожесточенное сраженье, И рухнули твои строенья И стен твоих высокий свод. О, горе, сыны твои, дочери Из города изгнаны отчего. Вознесся ввысь, вселяя страх, Клич воинов иноплененных. И затаилась скорбь в глазах Твоих гусанов обреченных. И пение святых канонов В твоих умолкнуло церквах. О, горе, сыны твои, дочери Из города изгнаны отчего. Несчастный город, вымер ты, И алтари, где хоры пели, Притворы дивной красоты, Разграбленные, опустели. И одичавшие скоты Там бродят, как в глухом ущелье. О, горе, сыны твои, дочери Из города изгнаны отчего. перевод Н. Гребнева
Nz: Хачатур Кечареци Бренное тело корила душа, Телу, скорбя, говорила душа: "Грешные ты все соблазны познало Этогомира, где святочти мало. Ты и меня погубило грехами, Ввергнуло в неугасимое пламя. Ты и в аду, не избегнув огня, Будешь терзаться и мучать меня". Тело ответило:"Полно, душа, Я-во служенье, а ты -госпожа. Ложно, неправо меня не суди, Раны кровавые не береди. Конь я, и ты оседлала меня, Гонишь куда не попало коня. Все по твоей совершается воле, В мире-я горсточка праха-не боле".
Nz: СЛОВО СЫНУ(Сильва Капутикян) Едва забормотал ручей, Едва над зеленью долин Запела птица меж ветвей - Заговорил и ты, мой сын. Ты слово первое сказал На древнем нашем языке, Губами детскими припал К бессмертным струям в роднике. Мой сын, тебе я отдаю Наследство. Обещай беречь, Как ценный клад, как жизнь свою, Армянскую родную речь. Гремел в пустынях наш язык, Звенел у края горных троп, Стрелою Гайка* в мир проник, Ему учил народ Месроп*... На свитках письменами стал, Стал нашим знаменем в веках И вел народ меж диких скал Под небом в хмурых облаках. На нем о тяжкой доле пел Изгнанник вечный - армянин, Язык наш песнею гремел В дни испытующих годин. Бывало, пела мать, грустя, Мне колыбельную на нем, Теперь к тебе, мое дитя, Пришел он сквозь века ручьем. Журчи весеннею водой, Как птица щебечи в садах, Пусть станет наш язык седой Ребенком на твоих устах! Храни его, да будет он Так чист, как Арарат в снегах, Храни его для всех времен, Как незабвенных предков прах. Ты защищай его везде, Как защитил бы мать свою, Придя на помощь к ней в беде, Сражаясь за нее в бою. Не запятнай же чистоты, Куда бы ты ни правил путь. И если мать забудешь ты - Армянской речи не забудь!
Nz: ИМЯ ТВОЁ(Паруйр Севак(в переводе)) Ненавижу я имя твоё, как, быть может, тело твоё Ласку рук моих ненавидит. Ненавижу я имя твоё, В мой язык оно вонзено, Словно пшата* колючийй шип. Расспроси меня заодно- Это имя какого цвета? Этот цвет ненавижу люто. ...Дочь родится на счастье мое- Дам дочери имя твоё. Ненавижу я имя твоё.
Nz: СОНАТИНА(МИСАК МЕЦАРЕНЦ) В тихом времени увянет Света ветреный цветок. Мраком туч упившись впрок, Море осени устанет. Опускает сумрак дней Серость в душу скучной ношей. И сырая песня ночи Моросит в душе моей. Из печальной пустоты Боль былая жжет и мучит. И скулят во мне тягуче Онемевшие мечты. Голос ветра глух и зол. Ночь становится безбрежной От крутого шума волн И озноба тьмы кромешной. И любви осенний лад Каплет в душу дрожью резче. Феи призрачно глядят, Плотью света мне мерещась. Но страшусь: опять обманут Грезы, что мне свет сулят. Только тайные туманы Бродят в радости услад. Чей-то крик, во мне покоясь, Превратился в голос нежный. Это танца смерти голос — Танца мертвой девы снежной. Вожделенна и прекрасна Дева грезы. Тишиною, Лаской томной, сном неясным Дух ее передо мною. Вижу луч и в нем пророчу Блеск души звездой ночною И магические очи, Полоненные мечтою.
Nz: Паруйр Севак Нас мало, да, но мы армяне Пусть мало нас, но величают нас – армяне…. Всех остальные себе не ставя выше, Должны признать – и мир наш тем богат, Что есть у нас библейский Арарат, Что небо только в зеркале Севана В себя смотреться сможет постоянно, Отлит в Давиде образ человека, Что здесь писалась музыка Нарека, В скале упрямо вырубали храмы. Пусть мало нас, но величают нас – армяне… Мы никого себе не ставим выше: Мы попросту другой судьбою дышим; Армянской крови пролито не мало… Когда бы нам история внимала! Во дни когда бы мы бывали в силе, Ничьей свободы сроду не казнили: Не поднималась грозная десница За все – веков – обиды расплатиться… Смерть просто наш народ облюбовала И было ей нас, ненасытной мало… Во дни когда нас по свету метало, Мы обрастали прочностью металла, Что трудимся для каждого народа, Который нас приветил в дни гонений… Ему служил души армянский гений: Пусть мало нас, на величают нас – армяне… Из давних ран мы через стон воспряли: Не вытравить из нас улыбки доброй, Мы знаем как плечо подставить другу, Как вызволить себя из замкнутого круга Природной щедрости дарованной нам Богом- Все во сто крат вернуть высоким слогом, Воздать по добрости монетой звонкой чести И в нужный час для друга быть на месте, У каждой нации своя на свете ниша. Вот так и мы себя не ставим выше, Но ведаем, чего народом стоим: Понятие – армяне – не пустое… И почему бы не гордиться этим?! Мы есть и будем. Пусть родятся дети.
Nz: МГНОВЕНИЯ(МИСАК МЕЦАРЕНЦ) О, возлюбленная тьма! Живой сон медлительных ночей, где зряча лишь страсть. И всегда-всегда неутомима несказанная меланхолия поцелуя. Реймон Пуэйо Я всю ночь напролет грежу ею в пылу. Мои губы готовы к ее поцелую. В шуме дня же я памятью тщетно ловлю Тот неистовый миг, когда знаю: люблю. Но невечною памятью мне не сберечь Эту ночь проливную, ее огнетечь, Когда я пред видением пал, не переча, Чтоб у ног его с клятвой растерянной лечь. Фимиама дыханье не вспомнится днем. А в ночи что-то сладко витает, дурманя. В этой зыби пьянится душа моя сном. Та отрава сочится в меня, а потом Облекает, и длится, и мучит, и манит, И кадит мою душу своим колдовством.
Nz: Ваан Терьян- стих про любовь. Люблю глубину твоих грешных очей, Их тайны темнее ночей. Чарующая грешная тьма твоих глаз, Как будто закат, что угас. Трепещет в них грех, как мерцанье огня Сквозь сумерки вешнего дня. В них шепчет о счастье не знаемый мной Туман золотисто-хмельной. Манящий маяк в бессловесной тиши, Глаза твои - мука души. Люблю их жестокость, что нежит меня, Как сумерки вешнего дня.
Nz: Размик ПОГОСЯН КАРАДЗОР Плачет чёрный декабрь, в белый саван тоски облачась, горько плачет дудук, вспоминая тот проклятый час. Плачь, дудук! Громче плачь! Причитаний своих не жалей! Пусть струится твой плач над руинами жизни моей. Знаю я, будет так — всё отстроится некогда вновь, но красой своей новой оно не согреет мне кровь, и душа, что о городе ставшем руиной, скорбит, его образ былой в прежнем виде навек сохранит. Как тебя я забуду, мой светлый, разрушенный храм? Стал развалин ты грудой, но сердце и ныне всё — там. Я на улицу выйду — и в чёрной полуночной мгле Вижу призраки зданий, стоявших на этой земле. Помню я каждый дом. Но зачем эта память нужна? Разве детство моё воскресить в состоянье она? Плачь, дудук! Громче плачь! Причитаний своих не жалей! Пусть струится твой плач над потерями жизни моей.
Nz: Над рубежом былых годин - Заря грядущих дней! Споем же вместе, как один, Гимн ликованья ей! Да будет песня та светла, Пускай гремит вдали - Да заглушится голос зла Во всех углах земли. (Пер. М. Шагинян)
Anait: Месроп Маштоц (361 - 440) Надежда моих младенческих дней... Надежда моих младенческих дней, Не оставь меня, господи! Опора дряхлеющей жизни моей, Не оставь меня, господи! Заступник на Страшном суде, пожалей, Не оставь меня, господи! * * * Вседержитель, греховность мою сокруши, Ты ведь бог кающихся. Благословенья меня не лиши, Ты ведь бог кающихся. В геену не брось моей скорбной души, Ты ведь бог кающихся. Перевод : А. Сендыка
Anait: АВЕТИК ИСААКЯН Твоих бровей два сумрачных луча... Твоих бровей два сумрачных луча Изогнуты, как меч у палача. Все в мире - призрак, лож и суета. Но будь дано испить твои уста, Их алое вино,- Я с равдостью приму удар меча. Твоих бровей два сумрачных луча Изогнуты, как меч палача.
Anait: Ваан Терьян РАСПУТЬЕ Вот опять, как случалось не раз, Я в угрюмом лесу на распутье. Меркнет свет, и, исполненный жути, Мрак повсюду, хоть выколи глаз. Только вспыхнет и канет во тьму Суета и никчемность былого. Жизнь ведет меня, словно слепого Поводырь, а куда — не пойму. Ветер с каждой минутой лютей. Лес шушукает тысячеусто. Все на свете и чуждо и пусто. Я пропал в лабиринте путей. Я стою, как случалось не раз, Безнадежно устав, на распутье. Как мне хочется света и сути, Как темно мне и горько сейчас... Перевод Г. Кубатьяна
Anait: Ваан Терьян НА РОДИНЕ Неровен шаг усталого коня, И тягостна петлистая дорога. Забыть, забыть мечты — а их так много, — Жестоко обманувшие меня. Отчаяньем и горечью ведом, Минувшего припоминая тени, Я вижу мрак, и смерть, и запустенье. Ты разорен, поруган, отчий дом. На землю ночь угрюмая легла, И в сердце — неприкаянность и смута. Куда я ни пойди, мне нет приюта, Пристанища, прибежища, угла. Воспоминанья мучат, и с ума Сведет особый привкус их старинный. Повсюду смерть, пожарища, руины. Мой путь петлистый застилает тьма. И, скорбным пепелищем потрясен, Я думаю в печали и унынье: Ты, отчий дом, легендой стал отныне, Ты стал преданьем, обратился в сон. Ах, если б рухнуть навзничь, а потом, Покинув землю горестную эту, Навек с тобою вместе кануть в Лету, Мой сон невозвратимый, отчий дом. Перевод Г. Кубатьяна
Anait: Карусель Ваан Терьян Ты кружись, карусель, - все равно Эту песню я знаю давно! Все как в сказке, как в розовом сне, Все спокойному счастью сродни. Ты с лукавою нежностью мне Улыбнулась в те давние дни. И кружилась от ласк голова, Увлекала нас радость в полет. Это мы - или лгут нам слова? Это мы - или мир нам поет? Ты кружись, карусель, - все равно Эту песню я знаю давно! Был пред нами чарующий свет, Солнца был золотящийся шар, Но, сверкнув, отгорели - и нет, Больше нет опъяняющих чар. Боль, тоска, горечь хлынувших слез... Мир рыдает иль ты - не пойму. Гасни, отсвет обманчивых грез, Чары прошлого, скройтесь во тьму! Ты кружись, карусель, - все равно Эту песню я знаю давно! Это песня ушедшего дня, Ты ее повторяешь опять: "Я люблю, ты не любишь меня", Как же старых мне слов не узнать? То старинного вальса волна, Парк, аллея, с тобой мы вдвоем, Поцелуи, и ночь, и луна - Давний, скучный рассказ о былом... Ты кружись, карусель, - все равно Эту песню я знаю давно! Кружат пары в угаре сердец. Пусть гадает, кто тайной пленен: Где той песне начало, конец? Я - вчера, нынче - ты, завтра - он. Ты кружись, карусель, - все равно Эту песню я знаю давно! Перевод: В. Рождественского ----------------------------------------- Другой вариант перевода стихов Карусель Ваан Терьян Ты кружишь, карусель, ты жива! Только песня твоя не нова... И восторг и веселье и блажь В бесконечном бредовом дыму, Да и нежность - ты мне не отдашь - Я обман этот сердцем пойму... Ты кружишь, карусель, ты жива! Только песня твоя не нова... И любви проявленья в ночи - Нас мотивом дурманят своим, Сами лжем – или ложь в нас звучит? Мир поет – или мы голосим? Ты кружишь, карусель, ты жива! Да и песня твоя не нова... И была у нас счастья страна, - Золотой излучавшая свет, Из улыбок и грез соткана, Та, которой, увы, уже нет! Ты кружишь, карусель, ты жива! Только песня твоя не нова... Ты скажи – ты ли плачешь сейчас, - От досады, томленья, тоски, - Или мир весь рыдает за нас - За угасшие грез огоньки? Ты кружишь, карусель, ты жива! Только песня твоя не нова... Помнишь песню в той яркой стране - То и дело ее ты поешь! «Я любил тебя, - ты меня – нет!» Все не ново – ни правда, ни ложь!... Ты кружишь, карусель, ты жива! Только песня твоя не нова... И прошедших времен старый вальс, И аллейка в пустынном саду, И любви поцелуй в лунный час - Все отныне в томящем бреду! Ты кружишь, карусель, ты жива! Только песня твоя не нова... Вот опять кто-то в пляске кружит - Тайна пляски – безумно хитра... В песне вечной – с названием «Жизнь» - Он – потом, ты – сейчас, я – вчера... Ты кружи, карусель, ты жива! Только песня твоя не нова...
полная версия страницы