Форум » Литература, искусство, музыка и юмор народов Кавказа » НАШИ ТАЛАНТЫ!!! (продолжение) » Ответить
НАШИ ТАЛАНТЫ!!! (продолжение)
изгнанница: Ребята, все мы по-своему талантливы))) Выкладывайте сюда свои стихи, рассказы, песни, всё, что душе угодно, но только своё!!!
Nz: Василий Курочкин - стихи Антология русской поэзии СЧАСТЛИВЕЦ Розовый, свежий, дородный, Юный, веселый всегда, Разума даже следа Нет в голове благородной, Ходит там ветер сквозной... Экой счастливец какой! Долго не думая, смело, В доброе время и час, Вздумал я и сделал как раз Самое скверное дело, Не возмутившись душой... Экой счастливец какой! С голоду гибнут крестьяне... Пусть погибает весь свет! Вот он на званый обед Выехал: сани не сани! Конь, что за конь вороной! Экой счастливец какой! Женщину встретит я под шляпку Взглянет, тряхнет кошельком И, насладившись цветком, Бросит, как старую тряпку, я И уж подъехал к другой... Экой счастливец какой! Рыщет себе беззаботно, Не о чем, благо, тужить... В службу предложат вступить - Вступит и в службу охотно. Будет сановник большой... Экой счастливец какой! Розовый, свежий, дородный, Труд и несчастный расчет Подлым мещанством зовет... Враг всякой мысли свободной, Чувства и речи родной... Экой счастливец какой!
Nz: Владимир Соловьев Антология русской поэзии НИЛЬСКАЯ ДЕЛЬТА Золотые, изумрудные, Черноземные поля... Не скупа ты, многотрудная, Молчаливая земля! Это лоно плодотворное,— Сколько дремлющих веков,— Принимало, всепокорное, Семена и мертвецов. Но не всё тобою взятое Вверх несла ты каждый год: Смертью древнею заклятое Для себя весны всё ждет. Не Изида трехвенечная Ту весну им приведет, А нетронутая, вечная «Дева Радужных Ворот» *
Nz: Владимир Соловьев Антология русской поэзии ОКО ВЕЧНОСТИ «Да не будут тебе Бози инии, разве Мене». Одна, одна над белою землею Горит звезда И тянет вдаль эфирною стезею К себе — туда. О нет, зачем? В одном недвижном взоре Все чудеса, И жизни всей таинственное море, И небеса. И этот взор так близок и так ясен,— Глядись в него, Ты станешь сам — безбрежен и прекрасен — Царем всего.
Nz: Владимир Соловьев Антология русской поэзии В АЛЬПАХ Мыслей без речи и чувств без названия Радостно-мощный прибой. Зыбкую насыпь надежд и желания Смыло волной голубой. Синие горы кругом надвигаются, Синее море вдали. Крылья души над землей поднимаются, Но не покинут земли. В берег надежды и в берег желания Плещет жемчужной волной Мыслей без речи и чувств без названия Радостно-мощный прибой.
Nz: Владимир Маяковский стихи Антология русской поэзии ПИСЬМО ТАТЬЯНЕ ЯКОВЛЕВОЙ В поцелуе рук ли, губ ли, в дрожи тела близких мне красный цвет моих республик тоже должен пламенеть. Я не люблю парижскую любовь: любую самочку шелками разукрасьте, потягиваясь, задремлю, сказав - тубо - собакам озверевшей страсти. Ты одна мне ростом вровень, стань же рядом с бровью брови, дай про этот важный вечер рассказать по-человечьи. Пять часов, и с этих пор стих людей дремучий бор, вымер город заселенный, слышу лишь свисточный спор поездов до Барселоны. В черном небе молний поступь, гром ругней в небесной драме,- не гроза, а это просто ревность двигает горами. Глупых слов не верь сырью, не пугайся этой тряски,- я взнуздаю, я смирю чувства отпрысков дворянских. Страсти корь сойдет коростой, но радость неиссыхаемая, буду долго, буду просто разговаривать стихами я. Ревность, жены, слезы... ну их!- вспухнут вехи, впору Вию. Я не сам, а я ревную за Советскую Россию. Видел на плечах заплаты, их чахотка лижет вздохом. Что же, мы не виноваты - ста мильонам было плохо. Мы теперь к таким нежны - спортом выпрямишь не многих,- вы и нам в Москве нужны, не хватает длинноногих. Не тебе, в снега и в тиф шедшей этими ногами, здесь на ласки выдать их в ужины с нефтяниками. Ты не думай, щурясь просто из-под выпрямленных дуг. Иди сюда, иди на перекресток моих больших и неуклюжих рук. Не хочешь? Оставайся и зимуй, и это оскорбление на общий счет нанижем. Я все разно тебя когда-нибудь возьму - одну или вдвоем с Парижем.
Nz: Владимир Маяковский стихи Антология русской поэзии ПИСЬМО ТОВАРИЩУ КОСТРОВУ ИЗ ПАРИЖА О СУЩНОСТИ ЛЮБВИ Простите меня, товарищ Костров, с присущей душевной ширью, что часть на Париж отпущенных строф на лирику я растранжирю. Представьте: входит красавица в зал, в меха и бусы оправленная. Я эту красавицу взял и сказал: - правильно сказал или неправильно?- Я, товарищ,- из России, знаменит в своей стране я, я видал девиц красивей, я видал девиц стройнее. Девушкам поэты любы. Я ж умен и голосист, заговариваю зубы - только слушать согласись. Не поймать меня на дряни, на прохожей паре чувств. Я ж навек любовью ранен - еле-еле волочусь. Мне любовь не свадьбой мерить: разлюбила - уплыла. Мне, товарищ, в высшей мере наплевать на купола. Что ж в подробности вдаваться, шутки бросьте-ка, мне ж, красавица, не двадцать,- тридцать... с хвостиком. Любовь не в том, чтоб кипеть крутей, не в том, что жгут угольями, а в том, что встает за горами грудей над волосами-джунглями. Любить - это значит: в глубь двора вбежать и до ночи грачьей, блестя топором, рубить дрова, силой своей играючи. Любить - это с простынь, бессонницей рваных, срываться, ревнуя к Копернику, его, а не мужа Марьи Иванны, считая своим соперником. Нам любовь не рай да кущи, нам любовь гудит про то, что опять в работу пущен сердца выстывший мотор. Вы к Москве порвали нить. Годы - расстояние. Как бы вам бы объяснить это состояние? На земле огней - до неба... В синем небе звезд - до черта. Если бы я поэтом не был, я б стал бы звездочетом. Подымает площадь шум, экипажи движутся, я хожу, стишки пишу в записную книжицу. Мчат авто по улице, а не свалят наземь. Понимают умницы: человек - в экстазе. Сонм видений и идей полон до крышки. Тут бы и у медведей выросли бы крылышки. И вот с какой-то грошовой столовой, когда докипело это, из зева до звезд взвивается слово золоторожденной кометой. Распластан хвост небесам на треть, блестит и горит оперенье его, чтоб двум влюбленным на звезды смотреть из ихней беседки сиреневой. Чтоб подымать, и вести, и влечь, которые глазом ослабли. Чтоб вражьи головы спиливать с плеч хвостатой сияющей саблей. Себя до последнего стука в груди, как на свиданье, простаивая. прислушиваюсь: любовь загудит - человеческая, простая. Ураган, огонь, вода подступают в ропоте. Кто сумеет совладать? Можете? Попробуйте...
Nz: Осип Мандельштам стихи Антология русской поэзии Нежнее нежного Лицо твое, Белее белого Твоя рука, От мира целого Ты далека, И все твое -- От неизбежного. От неизбежного Твоя печаль, И пальцы рук Неостывающих, И тихий звук Неунывающих Речей, И даль Твоих очей.
Nz: Самуил Маршак Антология русской поэзии Апрельский дождь прошел впервые, Но ветер облака унес, Оставив капли огневые На голых веточках берез. Еще весною не одета В наряд из молодой листвы, Березка капельками света Сверкала с ног до головы.
Nz: Самуил Маршак - стихи Антология русской поэзии БЕССМЕРТИЕ Года четыре Был я бессмертен. Года четыре Был я беспечен, Ибо не знал я о будущей смерти, Ибо не знал я, что век мой не вечен. Вы, что умеете жить настоящим, В смерть, как бессмертные дети, не верьте. Миг этот будет всегда предстоящим - Даже за час, за мгновенье до смерти.
Nz: Самуил Маршак - стихи Антология русской поэзии БЕССМЕРТИЕ Года четыре Был я бессмертен. Года четыре Был я беспечен, Ибо не знал я о будущей смерти, Ибо не знал я, что век мой не вечен. Вы, что умеете жить настоящим, В смерть, как бессмертные дети, не верьте. Миг этот будет всегда предстоящим - Даже за час, за мгновенье до смерти.
Nz: Самуил Маршак Антология русской поэзии Люди пишут, а время стирает, Все стирает, что может стереть. Но скажи,- если слух умирает, Разве должен и звук умереть? Он становится глуше и тише, Он смешаться готов с тишиной. И не слухом, а сердцем я слышу Этот смех, этот голос грудной.
Nz: Самуил Маршак Антология русской поэзии Морская ширь полна движенья. Она лежит у наших ног И, не прощая униженья, С разбега бьется о порог. Прибрежный щебень беспокоя, Прибой влачит его по дну. И падает волна прибоя На отходящую волну. Гремит, бурлит простор пустынный, А с вышины, со стороны Глядит на взморье серп невинный Едва родившейся луны.
Nz: Самуил Маршак Антология русской поэзии КОРАБЕЛЬНЫЕ СОСНЫ Собираясь на север, домой, Сколько раз наяву и во сне Вспоминал я о статной, прямой Красноперой карельской сосне. Величав ее сказочный рост. Да она и растет на горе. По ночам она шарит меж звезд И пылает огнем на заре. Вспоминал я, как в зимнем бору, Без ветвей от верхушек до пят, Чуть качаясь в снегу на ветру, Корабельные сосны скрипят. А когда наступает весна, Молодеют, краснеют стволы. И дремучая чаща пьяна От нагревшейся за день смолы.
Nz: Иван Тургенев - стихи Антология русской поэзии Луна плывет высоко над землею Меж бледных туч; Но движет с вышины волной морскою Волшебный луч. Моей души тебя признало море Своей луной... И движется и в радости и в горе Тобой одной... Тоской любви, тоской немых стремлений Душа полна... Мне тяжело... но ты чужда смятений, Как та луна.
Nz: Константин Симонов - стихи Антология русской поэзии ФОТОГРАФИЯ Я твоих фотографий в дорогу не брал: Все равно и без них - если вспомним - приедем. На четвертые сутки, давно переехав Урал, Я в тоске не показывал их любопытным соседям. Никогда не забуду после боя палатку в тылу, Между сумками, саблями и термосами, В груде ржавых трофеев, на пыльном полу, Фотографии женщин с чужими косыми глазами. Они молча стояли у картонных домов для любви, У цветных абажуров с черным чертиком, с шелковой рыбкой: И на всех фотографиях, даже на тех, что в крови, Снизу вверх улыбались запоздалой бумажной улыбкой. Взяв из груды одну, равнодушно сказать: "Недурна", Уронить, чтоб опять из-под ног, улыбаясь, глядела. Нет, не черствое сердце, а просто война: До чужих сувениров нам не было дела. Я не брал фотографий. В дороге на что они мне? И опять не возьму их. А ты, не ревнуя, На минуту попробуй увидеть, хотя бы во сне, Пыльный пол под ногами, чужую палатку штабную.
Nz: Константин Симонов - стихи Антология русской поэзии ХОЗЯЙКА ДОМА Подписан будет мир, и вдруг к тебе домой, К двенадцати часам, шумя, смеясь, пророча, Как в дни войны, придут слуга покорный твой И все его друзья, кто будет жив к той ночи. Хочу, чтоб ты и в эту ночь была Опять той женщиной, вокруг которой Мы изредка сходились у стола Перед окном с бумажной синей шторой. Басы зениток за окном слышны, А радиола старый вальс играет, И все в тебя немножко влюблены, И половина завтра уезжает. Уже шинель в руках, уж третий час, И вдруг опять стихи тебе читают, И одного из бывших в прошлый раз С мужской ворчливой скорбью вспоминают. Нет, я не ревновал в те вечера, Лишь ты могла разгладить их морщины. Так краток вечер, и - пора! Пора!- Трубят внизу военные машины. С тобой наш молчаливый уговор - Я выходил, как равный, в непогоду, Пересекал со всеми зимний двор И возвращался после их ухода. И даже пусть догадливы друзья - Так было лучше, это б нам мешало. Ты в эти вечера была ничья. Как ты права - что прав меня лишала! Не мне судить, плоха ли, хороша, Но в эти дни лишений и разлуки В тебе жила та женская душа, Тот нежный голос, те девичьи руки, Которых так недоставало им, Когда они под утро уезжали Под Ржев, под Харьков, под Калугу, в Крым. Им девушки платками не махали, И трубы им не пели, и жена Далеко где-то ничего не знала. А утром неотступная война Их вновь в свои объятья принимала. В последний час перед отъездом ты Для них вдруг становилась всем на свете, Ты и не знала страшной высоты, Куда взлетала ты в минуты эти. Быть может, не любимая совсем, Лишь для меня красавица и чудо, Перед отъездом ты была им тем, За что мужчины примут смерть повсюду,- Сияньем женским, девочкой, женой, Невестой - всем, что уступить не в силах, Мы умираем, заслонив собой Вас, женщин, вас, беспомощных и милых. Знакомый с детства простенький мотив, Улыбка женщины - как много и как мало... Как ты была права, что, проводив, При всех мне только руку пожимала. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Но вот наступит мир, и вдруг к тебе домой, К двенадцати часам, шумя, смеясь, пророча, Как в дни войны, придут слуга покорный твой И все его друзья, кто будет жив к той ночи. Они придут еще в шинелях и ремнях И долго будут их снимать в передней - Еще вчера война, еще всего на днях Был ими похоронен тот, последний, О ком ты спросишь,- что ж он не пришел?- И сразу оборвутся разговоры, И все заметят, как широк им стол, И станут про себя считать приборы. А ты, с тоской перехватив их взгляд, За лишние приборы в оправданье, Шепнешь: "Я думала, что кто-то из ребят Издалека приедет с опозданьем..." Но мы не станем спорить, мы смолчим, Что все, кто жив, пришли, а те, что опоздали, Так далеко уехали, что им На эту землю уж поспеть едва ли. Ну что же, сядем. Сколько нас всего? Два, три, четыре... Стулья ближе сдвинем, За тех, кто опоздал на торжество, С хозяйкой дома первый тост поднимем. Но если опоздать случится мне И ты, меня коря за опозданье, Услышишь вдруг, как кто-то в тишине Шепнет, что бесполезно ожиданье,- Не отменяй с друзьями торжество. Что из того, что я тебе всех ближе, Что из того, что я любил, что из того, Что глаз твоих я больше не увижу? Мы собирались здесь, как равные, потом Вдвоем — ты только мне была дана судьбою, Но здесь, за этим дружеским столом, Мы были все равны перед тобою. Потом ты можешь помнить обо мне, Потом ты можешь плакать, если надо, И, встав к окну в холодной простыне, Просить у одиночества пощады. Но здесь не смей слезами и тоской По мне по одному лишать последней чести Всех тех, кто вместе уезжал со мной И кто со мною не вернулся вместе. Поставь же нам стаканы заодно Со всеми! Мы еще придем нежданно. Пусть кто-нибудь живой нальет вино Нам в наши молчаливые стаканы. Еще вы трезвы. Не пришла пора Нам приходить, но мы уже в дороге, Уж била полночь... Пейте ж до утра! Мы будем ждать рассвета на пороге, Кто лгал, что я на праздник не пришел? Мы здесь уже. Когда все будут пьяны, Бесшумно к вам подсядем мы за стол И сдвинем за живых бесшумные стаканы.
Nz: Константин Симонов - стихи Антология русской поэзии ЧАСЫ ДРУЖБЫ Недавно тост я слышал на пиру, И вот он здесь записан на бумагу. "Приснилось мне,- сказал нам тамада, Что умер я, и все-таки не умер, Что я не жив, и все-таки лежит Передо мной последняя дорога. Я шел по ней без хлеба, без огня, Кругом качалась белая равнина, Присевшие на корточки холмы На согнутых хребтах держали небо. Я шел по ней, весь день я не видал Ни дыма, ни жилья, ни перекрестка, Торчали вместо верстовых столбов Могильные обломанные плиты - Я надписи истертые читал, Здесь были похоронены младенцы, По две недели от роду, по три, Умершие, едва успев родиться. К полуночи я встретил старика, Седой, как лунь, сидел он у дороги И пил из рога черное вино, Пахучим козьим сыром заедая. "Скажи, отец,- спросил я у него,- Ты сыр жуешь, ты пьешь вино из рога, Как дожил ты до старости такой Здесь, где никто не доживал до года?" Старик, погладив мокрые усы, Сказал: "Ты ошибаешься, прохожий, Здесь до глубокой старости живут, Здесь сверстники мои лежат в могилах, Ты надписи неправильно прочел - У нас другое летоисчисленье: Мы измеряем, долго ли ты жил, Не днями жизни, а часами дружбы". И тамада поднялся над столом: "Так выпьем же, друзья, за годы дружбы!" Но мы молчали. Если так считать - Боюсь, не каждый доживет до года!
Nz: Арсений Тарковский Антология русской поэзии ДЕРЕВО ЖАННЫ Мне говорят, а я уже не слышу, Что говорят. Моя душа к себе Прислушивается, как Жанна Д'Арк. Какие голоса тогда поют! И управлять я научился ими: То флейты вызываю, то фаготы, То арфы. Иногда я просыпаюсь, И все уже давным-давно звучит, И кажется - финал не за горами. Привет тебе, высокий ствол и ветви Упругие, с листвой зелено-ржавой, Таинственное дерево, откуда Ко мне слетает птица первой ноты. Но стоит взяться мне за карандаш, Чтоб записать словами гул литавров, Охотничьи сигналы духовых, Весенние размытые порывы Смычков,- я понимаю, что со мной: Душа к губам прикладывает палец - Молчи! Молчи! И все, чем смерть жива И жизнь сложна, приобретает новый, Прозрачный, очевидный, как стекло, Внезапный смысл. И я молчу, но я Весь без остатка, весь как есть - в раструбе Воронки, полной утреннего шума. Вот почему, когда мы умираем, Оказывается, что ни полслова Не написали о себе самих, И то, что прежде нам казалось нами, Идет по кругу Спокойно, отчужденно, вне сравнений И нас уже в себе не заключает. Ах, Жанна, Жанна, маленькая Жанна! Пусть коронован твой король,- какая Заслуга в том? Шумит волшебный дуб, И что-то голос говорит, а ты Огнем горишь в рубахе не по росту.
Nz: Арсений Тарковский Антология русской поэзии ДОЖДЬ В ТБИЛИСИ Мне твой город нерусский Все еще незнаком,- Клен под мелким дождем, Переулок твой узкий, Под холодным дождем Слишком яркие фары, Бесприютные пары В переулке твоем, По крутым тротуарам Бесконечный подъем. Затерялся твой дом В этом городе старом. Бесконечный подъем, Бесконечные спуски, Разговор не по-русски У меня за плечом. Сеет дождь из тумана, Капли падают с крыш. Ты, наверное, спишь, В белом спишь, Кетевана? В переулке твоем В этот час непогожий Я - случайный прохожий Под холодным дождем, В этот час непогожий, В час, покорный судьбе, На тоску по тебе Чем-то страшно похожий.
Nz: Арсений Тарковский Антология русской поэзии ОХОТА Охота кончается. Меня затравили. Борзая висит у меня на бедре. Закинул я голову так, что рога уперлись в лопатки. Трублю. Подрезают мне сухожилья. В ухо тычут ружейным стволом. Падает на бок, цепляясь рогами за мокрые прутья. Вижу я тусклое око с какой-то налипшей травинкой. Черное, окостеневшее яблоко без отражений. Ноги свяжут и шест проденут, вскинут на плечи...
полная версия страницы